3 дек 2024, 11:00
После того как в 1894 году 26-летний Ласкер уговори на матч и обыграл престарелого Стейница, шахматный мир не торопился признавать нового чемпиона мира, требуя от него подтверждения своего статуса. Громче всех тогда звучал голос Тарраша, который с полным на то основанием мог считать себя лучшим игроком мира… Но в ту пору им не довелось скрестить шпаги, это произошло лишь в 1909-м, когда лучшие годы доктора, увы, остались позади. Едва ли не уникальный случай в истории, когда жестокое поражение претендента не сказалось на репутации!

Чемпион

После турнира в Кембридж-Спрингсе 1904 года чемпион мира Ласкер, который шесть лет не защищал свой титул, четыре из которых вообще не садился за шахматную доску, остался жить в США, где издавал свой «Lasker Chess Magazine» и занимался преподавательской (как-никак был целым профессором математики!) и просветительской деятельностью. В какой-то момент он вообще задумался о том, чтобы отойти от практики, и по примеру Стейница отказаться от короны, с головой погрузиться в семейную жизнь и любимую математику, но финансовые трудности заставили его вернуться с небес на землю. В шахматы вернулся суровый прагматик, которому надо было думать о хлебе насущном. Эмануил вернулся с женой в Германию, – и начал активно «капитализировать» свой титул.

Ласкер с головой окунулся в бурную шахматную жизнь Европы – выступал с бесчисленными лекциями и сеансами, он был готов принять любой вызов, только если за это были готовы хорошенько заплатить. При этом он держал нос по ветру, и никогда не шел на риск, если чувствовал, что вызов ему бросил по-настоящему сильный соперник. Так, он целый год «готовил» матч с Мароци, пока тот не потерял к нему всяческий интерес и мучил неопределенностью горячего Маршалла, который бросил ему вызов сразу после своей победы в 1904-м. А потом он повернул точно такой же трюк с Рубинштейном, который доказал, что достоин встречи с чемпионом мира, но… так и не удостоился ее. Зато Ласкер был крайне расположен ко встречам с более слабыми или уже выходившими в тираж соперниками. Он был готов хоть каждый лень играть матчи с Яновским, если за того платили его друзья-меценаты. Или с Таррашем, как только понял, что 47-летний «учитель Германии» не представляет для него сколько-нибудь серьезной угрозы.

Тонко чувствовавший психологию соперника не только за шахматной доской, Ласкер сумел так распалить старину Зигберта, что тот решил сыграть с «этим выскочкой» во что бы то ни стало. И когда за несколько дней до старта их поединка внезапно потребовал себе супер-гонорар… превышавший призовой фонд матча, который собирали всей Германией нескольких месяцев, он был точно уверен: Тарраш непременно достанет дополнительные деньги!

Претендент

Зигбет Тарраш был на шесть лет старше своего соперника, и знал его задолго до того, как Ласкер стал известным шахматистом, ведь его старший брат Бертольд был его лучшим другом! Он узнал о шахматах сравнительно поздно, учась в медицинском институте и... неожиданно для себя быстро выдвинувшись в число ведущих игроков Германии. Уже в 23 он вошел в число призеров шахматного Конгресса, а еще через три года с блеском став в нем первым. Его шахматная карьера могла бы развиваться куда стремительней, если бы Тарраш… был профессионалом. Но ему и в голову не приходило отказываться от своей врачебной практики, – и он играл только летом во время каникул.

В 1890-м он проводил каникулы в Манчестере, где положил на лопатки всю тогдашнюю мировую шахматную элиту – 15,5 из 19, а через два года припечатал ее в Дрездене – 12 из 16. Стейниц, выиграв второй матч у Чигорина, тогда принял решение от короны, и собирался передать ее Таррашу. Зигберт «дар» не принял, считая, что корону можно только завоевать. В качестве «отбора» к поединку с Вильгельмом он организовал матч с Чигориным: он все время вел в счете, но выиграть так и не сумел – остановились на счете 9-9. Лишь после этого немец решил бросить вызов стареющему чемпиону, и… неожиданно опоздал. Его сумел опередить Ласкер! За год до этого Эмануил вызывал на бой самого Зигберта, но тот резонно заявил, что его успехи пока не слишком значительны в сравнении с победами других мастеров, неплохо бы ему доказать свое право на матч с Таррашем. Стейниц оказался более сговорчивым, повелся на деньги, которые обещали букмекеры, принимавшие ставки на их матч, – и в итоге лишился всего.

Нетрудно догадаться, почему Тарраш на протяжение следующих 13 лет был жестоким критиком Ласкера!

Зигберт был едва ли не первым и самым горячим последователем «новой школы» Стейница, он стал первым, кому удалось в популярной форме донести его идеи до широкой аудитории. Он довольно много писал и комментировал, и получил от коллег уважительный титул «Учитель шахматной Германии». По его прекрасным книгам и сборникам партий училось не одно поколение, хотя позже, уже в СССР, к нему идеологи прикрепили клеймо «догматик».

Если в XIX веке Тарраш регулярно играл во всех крупнейших турнирах, то переступив порог 40-летия стал гораздо реже садиться за доску. Но он все еще был силен. В 1903 году выиграл турнир в Монте-Карло, в 1905-м стал 2-м в Остенде и разбил в матче Маршалла, в 1907-м – выиграл шестерной матч-турнир в Остенде. Но… несмотря на эти успехи, его практическая сила откровенно снизилась, он точно не мог назвать себя лучшим, как было еще совсем недавно. В доказательство – провал на конгрессе в Нюрнберге-1906, где Зигберт поделил лишь 9-11 места. Тем не менее он был преисполнен оптимизма, когда долгожданный матч с Ласкером наконец стал-таки возможен.

Диспозиция

Да, матч Тарраш – Ласкер был бы в разы интересней, а его победитель совершенно неочевиден, будь он сыгран на 10-12 лет раньше! Еще лучше – до того как Ласкер вырвал из слабеющих рук Стейница чемпионский посох. Почему этого не случилось? Виноваты оба. Поток взаимных колкостей в какой-то момент превысил все возможный предел, и два великих шахматиста потеряли какую бы то ни было контакт, причем у каждого была своя «фан-база».

Боялся ли Тарраш Ласкера? Навряд ли. Он искренне полагал, что их шахматные потенциалы примерно одинаковы. Более того, считал свою ортодоксальную манеру игры более правильно” и прогрессивной, относя многочисленные успехи Эмануила на счет нерадивых соперников, которые не сумели использовать его ошибки… Он во многом был прав, если смотреть с классических позиций, но он не пытался анализировать его игру с практической стороны, не отдавал должного его сметке, тактической изобретательности, а также его умению затащить соперника на «свою территорию», использовать его слабости, в том числе психологические. Точно так же Тарраш вышел и на матч, во время открытия сообщив: у него с герром Ласкером разговор будет коротким: «Шах и мат!» Но вышло иначе.

По условиям матча победителем объявлялся тот, кто первым одержит 8 побед. Количество партий, если матч вдруг затянется, ограничивалось 30-ю. Контроль времени – час на каждые 15 ходов. Средства, как говорилось, собирал Германский шахматный союз. Призовой фонд составлял 6,500 марок (из которых 4,000 шли победителю, а 2,500 – проигравшему), но затем Ласкер встал в позу, и потребовал экстра-гонорар чемпиону – целых 7,500 марок!

Интрига

Тарраш был великолепным теоретиком, он за доской твердо отстаивал свои принципы: его идеалом была игра «по позиции», «поиск сильнейшего хода» и т.д. Ну, а идеалом Ласкера был ход, который... наиболее неприятен для его противника! Так он играл на ставку в берлинских кафе, когда только открывал для себя эту игру, тех же принципов он придерживался, сражаясь за корону. Полная концентрация, погружение в игру плюс контроль ситуации.

Матч был лихо закручен. Ласкер выиграл 1-ю, в «безобидном» разменном варианте испанской, затем 2-ю партию. Тарраш ответил на это эффектной победой в 3-й. «После двух дней отдыха он играл свежо, не выказывал никакого психологического ущерба от стартовых поражений» – писал накануне 4-й партии Ласкер. Теперь многое зависело от того, кому из соперников удастся нанести следующий удар. В этот момент была сыграна одна из лучших партий, предрешившая исход матча. В ней Эмануил пошел на огромный позиционный риск, и все ради одного – вывести из себя своего «правильного» соперника, заставить его действовать спонтанно, подбросить ему наживку, за которую тот уцепиться, захочет наказать его за нелепую игру, и потеряет объективность. Это блестяще ему удалось!

Счет вырос до 3-1, но собраться с полной выкладкой сил после такого жуткого поражения Зигберт уже не смог. Ему в каждой позиции мерещилась черная ладья, забывшаяся в самый центр доски, и он продолжал за ней безуспешно гоняться… Роковая партия подорвала его уверенность в собственных силах: в Мюнхене на глазах у полутора тысяч зрителей он покатился под откос. Он безропотно отдал 5-ю партию, упустил явный выигрыш в 6-й, затем проиграл затяжную 7-ю партию. Фактически матч едва начался, а Ласкер прошел большую часть до нужных 8 побед.

При счете 5-1 Ласкер чуть притормозил, понимая, что с наскока сам может стать жертвой «охоты», стоило немного подождать, и дать сопернику дозреть. После боевых ничьих в 8-й и 9-й партиях Тарраш сумел собраться с духом, и сумел победить в 10-й, сыграв, пожалуй, свою лучшую партию в матче. «Исход партии вновь меня воодушевил», – в свих дневниках признавался Тарраш, и... с треском проиграл 11-ю партию! Счет стал 6-2 в пользу Ласкера.

Зигберт предпринял еще одно, как оказалось, последние усилие – он в титанической борьбе выиграл 12-ю партию, после чего несколько потрясенный Эмануил взял четырехдневный перерыв. Многие подумали, что силы чемпиона на исходе, он вот-вот начнет проигрывать. Но на самом деле посыпался Тарраш… В следующей партии он получил отличную позицию, но внезапно потерял концентрацию, грубо ошибся, и был разбит. Все было кончено. Ласкеру до победы в матче оставалось выиграть лишь одну партию, и последней стала 16-я: старший товарищ вновь уверенно вел игру, но все испортил цейтнотный зевок. Великая битва двух немцев завершилась со счетом: +8–3=5!

Прямая речь

Несмотря на обещания, Тарраш... так и не сумел подобрать ключи к своему удивительно изворотливому сопернику. В матче его сгубило упрямое следование теории правильных ходов, без учета психологических факторов борьбы. В поисках эфемерной абсолютной истины претендент перенапрягался, и несколько раз откровенно потерял контроль над ситуацией. Теннисным языком, он попросту допускал больше не вынужденных ошибок, чем Ласкер...

Исключительным событием, которое больше не повторялось ни разу в истории матчей на первенство мира было то, что оба соперника, согласно неписаному германскому кодексу, по ходу борьбы освещали ее ход в прессе… Словно бы вели одновременно сразу два поединка: один – за шахматной доской, а другой – на страницах газет.

Ласкер объяснял исход их поединка в свою пользу в психологии: «В матче необходимо разобраться в психологии противника, чтобы решить, как вести наступление. Почти несознательно, иногда даже невольно, каждый создает в уме его пластический образ. Эта работа строго необходима, ибо понятие силы игры – вещь довольно сложная. Как ведет себя соперник в радости и горе, как поступает в простых и сложных, в сомнительных и безопасных позициях, в минуты рождения и крушения надежд – всё это образует силу игры. Этот образ состоит из множества различных компонентов. Знание это обязательно должно пригодиться в последующей борьбе...» И пригодилось!

А жестокую неудачу Тарраша красиво прокомментировал Зноско-Боровский: «Ум, эрудиция, техника, талант – всё то чем так расточительно наградила его судьба, оказались все же недостаточным при встрече с внутренней силой, провидческой интуицией и оригинальностью гения». Эти двое, точно Моцарт и Сальери, так и вошли в историю. 

Материал подготовил: Евгений Атаров
Фото: Deutsche Schachspieler